|
ВРЕМЯ ПОТЕРЬ
* * *
Время потерь - это то же, что время находок.
Время потерь - это узкое время скорбей,
Мелкое дно для твоих перегруженных лодок
Или же бурный поток, говорящий: «Разбей!».
* * *
ГРЕЧЕСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Среди табличек истертых
Бродил по кладбищу я.
Как много на свете мертвых! –
Опала с глаз чешуя.
Как много на свете бывших
Мужей, матерей, невест.
Они лежат на кладбищах,
А сверху - надгробье, крест.
Но вспомнилось мне другое:
Один священник-старик
Однажды сказал изгою,
Что в келье к нему приник,
(Тьмы душ людских перерывший,
Чтоб в них заблистала честь):
«Подчас не бывает бывших.
Живые и мертвые есть».
Среди табличек истертых
Опять читаю слова:
«У Господа нету мертвых» –
Любая душа жива.
У Господа нету нищих –
Любая душа повесть:
Полна потерями бывших,
Именьем того, что есть.
* * *
Из потерь и приобретений
Составляется человек.
Изменяются наши тени,
А меняет их солнца бег.
Изменяются наши души
И не так: везло - не везло,
Балансируя внутрь – наружу
Между вечным – добро и зло.
Как циркач на арене жизни,
Отдающий себя толпе –
Не решись – осудят, решись – не
Позавидуешь сам себе.
Так пред взором множества судеб
Балансируя между двух
Крайних точек: «примут» - «осудят»,
Человек создает свой дух.
2.
Вот и я однажды, как будто,
Самого себя обронил,
Потонувши в пучине бурной
Чьих-то слез и чьих-то чернил.
И потом себя по кусочкам
Как мозаику собирал,
Составляя денно и нощно.
Только прежним уже не стал.
Но познаньем дается опыт,
И, познавшая боль, душа
Слышит новый зловещий топот,
Свист и гиканье в ушах,
Помнит прежние колокольца –
И как будто, осознает –
Каждый луч закатного солнца
Что-то просит у нас и ждет.
3.
Каждый что-то находит дважды
И одно другого взамен.
Не потерянное однажды –
Человек не ищет с колен,
Не жалеет, да и не ценит,
Привыкая к тому, живет
Без потерь и приобретений
И, не делая оборот.
Так случается, но бывает -
(Если не из числа растерь) –
Есть способные – умножают
И обходятся без потерь.
Но другие, что не от вышних, -
Потерявши, зажгут фонарь
И устало бредут по жизни
И вдыхают едкую гарь.
4.
Из потерь и приобретений
Составляется человек.
Изменяются наши тени,
А меняет их солнца бег,
Изменяются наши души
И не так: везло - не везло.
Балансируя – внутрь - наружу,
Между вечным – добро и зло.
С фонарем и на четвереньки,
Чтоб вернуть свои кошельки –
Отыскать золотые деньги,
На небесные пирожки.
И пускай обсуждают люди,
Тычут пальцем и говорят.
Может, многие и осудят –
Но один удивленный взгляд.
Перевесит все эти гири
И вольет новых сил на дни.
Потому что арена шире
Чем считают себе они, -
Не ходившие по канату,
Не искавшие с фонарем
То, что им совсем и не надо –
Лишь тому, кто был бунтарем.
Кто себя на ступеньках гулких
Обронил и прочь поспешил,
Чтоб искать потом в переулках –
Закоулках своей души.
* * *
ПРИТЧА О БЛУДНОМ СЫНЕ
Я не был пастухом, я был подпаском,
Всего лишь ветреным учеником.
Но мне знакомы дальних странствий сказки
И говор трав до боли мне знаком.
Знакомы лай собак и дудки звуки
И блеянье встревоженных овец.
Я был при них, когда я был в разлуке
С тем, кто родил меня, кто мой отец.
Я бросил дом. Ушел. Я все растратил
И к пастухам примкнул, а вслед за тем
Я пас свиней и в голод рад был плате –
Похлебке грязной из свиных яслей.
Я спину гнул, нес униженья ношу
И помнил про отцовские стада
И я решил: вернусь и в ноги брошусь
Отцу, с мольбою их пасти всегда
Но вышло все иначе – я был узнан
Я принят был – ожившим мертвецом…
И я – подпасок в стане захолустном
Стал снова сыном, с золотым кольцом.
Теперь я рад всему. Жаль только дети
Не все простили мой приход назад.
Я рад всему на этом белом свете.
Но более – тому, что виноват.
2.
Я все жду, когда же он случится –
Час, в который я вернусь в свой дом.
Там вода из родника струится
И кусты сирени за окном.
Там лазурно-голубое небо,
Озеро, лежащее вдали.
А по берегам комочки вербы
Раннею весною расцвели.
3.
Поворачивался на петлях –
«Куда ветер - туда и ты».
Жизнь по-заячьи пропетляв,
Так что и не найти следы.
Думал: воля - она вольней,
Постоянно менял нору,
Чтоб покойнее, не больней,
Хоть калиткою на юру.
А теперь от своих свобод
Потерявший и смысл и цель,
Я стою у родных ворот,
Звуки слушаю на крыльце.
И запутавшийся вконец,
Терпеливо стучу и жду.
Может, Он отворит – Отец.
Может, вынесет мне еду.
Впрочем, и не еда нужна,
Не телец, не кольцо – все есть.
Нужно встряски, как после сна,
Нужно душу слегка поместь.
Нужно чистой воды ушат
И хозяйская пятерня,
Потому что, когда грешат -
Вспоминают, что есть родня.
Потому что, зайдя в тупик,
Люди просят лишь об одном –
Показать им путь напрямик,
Путь в потерянный ими дом.
* * *
ПРИТЧА О НИЩЕМ И ЛАЗАРЕ
Лижут руки злые собаки
Осязательно как прибой.
Рядом люди, смотрят зеваки,
Ребятишки бегут гурьбой.
И, казалось бы, лет немного,
Но болезнь истончила плоть.
Я лежу у его порога
Для меня он почти Господь.
Он красив, он одеждой светел
И хотя я его кляну,
Он однажды и мне ответил,
Подойдя к своему окну,
Он мне бросил краюху хлеба,
Но огромный пес-Посейдон
Вдруг подпрыгнул за нею в небо
И тогда рассмеялся он.
Он богач, у него застолья
У меня лишь собачий вой.
Хлеб ему посыпают солью -
Я слезой приправляю свой.
И пускай дела мои плохи
Как и все здесь внизу дела,
Все равно, мне даются крохи
Из остатков его стола.
Но когда-нибудь в светлом платье
Он еще раз заговорит
И пошлет меня к своим братьям
Рассказать, как оно горит…
* * *
Однажды перед Богом Всемогущим
Предстану я и ткань с лица сорву,
И все, что ныне, как в кофейной гуще
Мы видим, я увижу наяву.
Но буду сам для посторонних взглядов
Открытый весь – и скрытен и упрям.
Вся ложь моя, о чем просил: «Не надо!»
Откроется как оскверненный храм.
Пытавшееся заменить молитву
Спиртное, что туманило мой мозг –
Все выйдет, на меня пойдет на битву
И сердце станет мягким словно воск.
И перед Богом любящим и светлым
И перед теми, здесь кто дорог мне
Я стану зачумленной горсткой пепла,
Которой место – в пламени, огне…
* * *
Любой однажды отдает себя
В слепую власть теченья или Бога,
Который смотрит из киотов строго,
Но верится – немного и любя.
И человек, махнув на все рукой,
Становится опять свободней птицы –
Взлетает ввысь, боясь остановиться…
Боясь утратить найденный покой.
* * *
Стихая, звуки падали на почву
И превращались в буквы на песке.
День остывал, деревья дали почки,
И показались люди вдалеке.
Их было двое, взявшихся за руки,
Искавших место, где всего звучней,
Земля дрожала, вспоминая звуки,
Лишь миг назад застывшие на ней.
Они нашли их, но поднять не смея,
Стояли, а земля подошвы жгла…
Так в мир земной,
перед Творцом немея,
Небесная поэзия вошла.
* * *
Нас находит Христос и любимые нами
В дни, когда нас бросают и люди и бог –
бог веселых забав, что богат именами
Нас находит Христос, заменяя нам рок.
И на ниточках мы, не способные сами
Ни рукой, ни ногой прикоснуться к земле,
Понимаем, что дни, обретенные нами -
Это час возрождения в теплой золе.
* * *
Потерять - это значит уйти, отказаться
и разжать непослушный кулак.
Потерять - это значит подчас потеряться,
Самого себя бросить во мрак.
В непривычные рамки, в чужие багеты
Завести и из них наблюдать
Ту привычную жизнь, где ты вырос и где ты
Никогда уж не будешь летать.
Но со временем приобретаешь привычки
Ведь освоиться можно везде,
Открывая любовь, закрывая кавычки,
Набредая на завтрашний день…
И, однажды, себя осмотрев со стараньем,
Человек – прежде – загнанный зверь
Сознает, что богат, и как в возрасте раннем
Вновь боится возможных потерь,
Вновь страшится грядущих утрат и находок,
Как котенок, пригретый у ног…
…Что готов, как швейцар, караулить у входа
Весь отпущенный Господом срок.
* * *
КУКЛЫ
Куклы лежали в пыли,
Куклы в углу лежали.
Снег за окном валил.
Куклы во сне дрожали.
Запах горячих щей
Не долетал из кухни.
Мир был миром вещей,
Брошенных, как и куклы.
Люди ушли давно,
В бегстве оставив рухлядь.
Место их в мире снов
Заняли тут же куклы.
Эту сонную жизнь
Стеклами глаз хранящи,
«Путник! Остановись!»,-
Куклы рекли входящим.
Но неизменен бег
Времени. В мир развалин
Вторгнется человек,
Будет здесь вновь хозяин.
Детский раздастся смех
В оживших коридорах
Жизнь перевесит смерть
Не торопя, но скоро…
Но, презирая пир,
Нежась под солнцем круглым,
Также взирать на мир
Будут как сфинксы куклы.
* * *
ПРИТЧА
Издалека, из-за семи морей,
Из-за семи обрывов гор крученых
В их грешный мир пришел святой Андрей
Для омовенья душ грехами черных.
Пришел, увидел. Принялся учить,
Посеял что-то на навозном поле
И вдаль уплыл в неведомой ночи,
Оставив грешный мир в его неволе.
Но через сроки, дни и времена
Его ученье возымело силу
Проклюнулись на поле семена,
Хлеб съели, едоки сошли в могилу.
И через много белоснежных зим
За вереницей лет, ушедших в лету,
Их грешный сруб на санках заскользил
К посеянному в них когда-то свету.
И соскользнул в огромный странный мир
То божий мир был, не земной, не смертный
Остановились сани, на семи
Холмах. А впереди был град чудесный…
И в нем был царь и царь не от земных –
Небесный царь – царь праведный и кроткий.
И этот царь ждал запоздавших их,
Сидевших на санях своих, как в лодке…
2.
Врата окрылись.
Стражи по бокам
Подняли все наизготовку пики.
И старец старый и седой, как храм,
Встречать их вышел у ворот великих.
Он их спросил: «Вы слуги моего
Хозяина и господина – Слова?».
Но те слова приветные его
Не понимали прибывшие снова.
Еще спросил он: «Из каких земель
Пожаловали вы и кто там старший?».
Но вновь молчали гости, словно хмель
Отбил им память в день былой, вчерашний.
А в миг, когда вошли они вовнутрь,
Увидели впустившие лохмотья
И не могли понять как в лоно утр
Бог допустил их с неприкрытой плотью.
Как к ним добрались, избежав глубин,
Не знавшие ни языка, ни слога.
Но старший в них сказал: «Я возлюбил
Когда-то нам преподанного Бога.
Я крал, как крал. Я лгал, как лгал, но Спас
Прощал меня, и мне хотелось боли.
Хотелось петь, а не украсть, и гас
Во мне огонь, воспитанный в неволе.
Я крал опять, но снова не хотел.
И так до ночи, до саней, до смерти…
И вышло – на заставах я летел
В санях вперед и слышал только ветер.
Он как репей на мне одежду рвал,
Цеплялся и –
я голым стал да белым.
Он как огонь мне душу целовал,
Но почему-то, не затронул тела.
Я крики слышал сзади иногда,
Но, обернувшись, видел как вначале
Лишь братьев лица. Видно от стыда
Они зубами, как и я стучали.
И так летели мы, покуда здесь
Не встали сани рядом с градом этим.
Хорошая, невиданная весь!
Да только больно лучезарны дети».
Послушал слов их, старец обомлел
И отвести решил к тому, кто выше.
И на балкон седой, как лунь и мел,
Другой старик еще старее вышел.
Он вопросил: «Кто сеял семена
И отчего я вижу в вас лишь крохи?».
Но старший в них не помнил имена
Учивших дедов при царе Горохе.
И получалось – судя по нутру –
Как будто бы свои, но больно темны.
И ни один из старцев по утру
Своею властью не решился в дом их…
Так очередь дошла и до Него,
И Он, взглянув, тотчас узнал в них паству
Апостола – Андрея своего,
Заплывшего за Семиморно царство.
Взглянул и понял: изнутри просты,
Снаружи, правда, есть лукавства малость –
На шеях носят все Его кресты,
Но, кажется, на этом все осталось.
И Он их, распознав, решился Сам,
Оставить в подтверждение Писаний
У входа в город. И поныне там
Стоят не развалившимися сани.
Стоят в напоминание о том,
Что можно не достичь, хоть и домчаться.
Что мало быть позванным в светлый дом,
Когда ни чадо ты ни домочадца.
* * *
* * *
Нет города и нет городового.
А что же есть? – Безбожный дикий стан,
Где люди, словно звери, знают слово
Лишь укрощающее их, и снова
Стремятся к недоступным им местам –
К еще незанятому ими ложу,
К незамутненным ими родникам.
Нет города и нет царя, но все же,
Есть люди.
До прозрения. Пока
Их головы не станут снова ясны
И не родят единого царя.
Он был когда-то в них, лежал как в яслях,
Но после был забыт. Забыт зазря.
И мир стал падающим вниз сосудом,
Сосудом, расплескавшим красоту.
Собрать осколки может только чудо.
Наполнить их подвластно лишь Христу.
* * *
Травы под рукой моей расходятся,
Словно место уступая мне.
Под рукою травка Богородицы,
В изголовье множество камней.
Надо мной лазурь – владенья ленные
Птиц и серебристых облаков.
Ветра нет. Тиха моя вселенная –
Мой родной недолговечный кров.
* * *
ДРУГАЯ
Я не помню и я не знаю.
Не тебе я страсть поверял.
Я не верю в тебя, другая.
Ты не та, что я потерял.
Не такая, что мне когда-то
Посвящала свои мазки
И творила меня крылатым,
Улетающим от тоски.
Ты как будто и есть и нету,
Ты - как дверь, как стул, как кровать.
Без тебя по белому свету
Можно долго еще блуждать
На пути к единственно-близкой,
Ожидающей мой приход,
Там, где солнце роняет диски
Для того, чтобы был восход.
* * *
В бюро находок случаи редки,
Когда к вещам приходят люди сами.
Лежат на полках вещи месяцами,
И логике и смыслу вопреки.
Лишь только сторож старый и глухой
Порой сюда приходит из сторожки,
Но он живет, как будто понарошку
И редко нарушает их покой.
А вещи ждут, мечтая и моля
Найтись или хотя бы потеряться.
Они хотят служить, не притворяться,
По-новому хотят начать, с нуля…
Они как люди, только их стезя,
Их век иной и скорбь их много резче.
В бюро находок залежались вещи.
И путь туда забыли ты и я.
* * *
Свято место не бывает пусто.
Потерявший обретет опять
Женщину, вино или искусство,
Или гроб – земли родимой пядь,
Совести проснувшейся мученья,
Осознание своих утрат,
Или к чаю сладкое печенье –
Но лишь то, чем сердцем он богат.
Свято место есть живое место,
Есть земля, дающая ростки.
Для кого-то это будет тесто,
Для кого-то горький плод тоски.
Но любой из нас, чей век не прожит
Может приложить свой труд и пот.
И святое место сможет ожить
Или зарасти наоборот.
Потерявший не угомонится,
Он не повернет отныне вспять.
И зажатая в руке синица
Вряд ли сможет вырваться опять.
Он своим потерям цену знает
И вдвойне своим находкам рад.
Не приобретая, он теряет
То, чем сердцем он своим богат.
* * *
Мы спасаем сегодня не души –
Мы спасаем свои барыши.
Жизнь сорвалась, сорвалась с катушек
И вперед под ухабы спешит.
А ухабы есть верное средство
Боль ушибов и ссадин познать.
Нам бы снова с тобой запереться
И вдвоем посидеть допоздна.
Посудачить на разные темы:
Про стихи и о том как не быть;
Кто кем стал, не погнаться ль за теми
И о птичках опять не забыть.
Нам бы что-нибудь сделать иначе,
Чтоб обычный конец отвести…
Запоздалая незадача…
Поминальный расплесканный стих…
* * *
Богом созданный в сдержанной гамме,
И подкрашенный после семьей,
Я как робот, живу по программе,
Повинуясь приказам ее.
Я давно не спускал борзую
На тропинки своей души,
Стал до мелочи предсказуем,
До последней улыбки лжив.
А когда я пишу стишинки
И рукой по листку мечусь –
Я работаю, как пружинка
По инерции, кроме чувств.
Это схоже с невнятным пеньем,
Затворенных в неволе птиц.
С обезличенным притупленьем –
Плодом выстроенных границ.
Я не смел, чтоб выкинуть фортель,
Чтобы кожи снять хоть на дюйм.
Я привычно живу в комфорте:
Обновленец и вольнодум.
И все больше в себе теряя
И художника и творца,
Я при этом лишаюсь рая,
Что когда-то вдали мерцал.
* * *
Вы когда-нибудь видели сломанный шар?
Или вспоротый глобус? Или лампочки скол?
Я сегодня его на себе увидал
И в него, как в скафандр, с головою вошел.
Он, когда-то сработанный чище стекла,
Был заплеван снаружи, не убран внутри.
Лишь на уровне глаз струйка влаги текла
По его боковине, касаясь земли.
Этот шар меня сотней зеркал отражал,
Его выносил, сделал художник один.
Только я очень редко входил в его зал
И касался ладонью его боковин.
А теперь только тонким пунктиром вода
Указующей стрелкой стекает к ногам,
И туманом покрылся мой дом изо льда…
Я его никому, никогда не отдам…
* * *
Я люблю остановки вагона в ночи,
Когда спят пассажиры царями.
Когда борт-проводницы находят ключи
И наружу идут с фонарями.
А оттуда доносится вьюги фальцет,
Да гудки проходящих составов.
Да собак перебрех, что на весь белый свет
Лают в ночь на перронных заставах.
А внутри мерно дышат десятки носов –
Разношерстного спящего люда.
Эти люди уснули на восемь часов
И не видят ночные этюды –
Миг, когда проводница фонарь потушит
И обратно поднимет подножку.
Миг, когда я скажу ей: «Все спят. Ни души.
Я один видел вас из окошка.
Как неспалой стояли вы возле дверей,
Закрываясь от колкостей вьюги,
Как роились снежинки в лучах фонарей,
Словно поезд протягивал руки».
Но ответит она, холодна и красна,
Что не видит в словах моих толку,
И уйдет, пожелав мне спокойного сна,
Пожелав мне искать свою полку.
* * *
КОНЕЦ ВРЕМЕНИ ПОТЕРЬ.
БУХТА НОЯБРЯ
* * *
Наземь упадет, валяясь в пене
И конечно, одному не встать.
Только ты от всех его хрипений
Убежишь в глухую ночь как тать.
В темную тревожную сырую,
Под удары дождевых полос,
Чтобы дождь холодным поцелуем
Губ твоих касался и волос.
Ты другая, у тебя нет силы
Быть сиделкой с кем-то и врачом.
Твой в мечтах являющийся милый
Должен быть в доспехах и с мечом.
Должен быть из сказок персонажем,
Быть героем, а не их творцом,
Но об этом мы тебе не скажем.
Появись с заплаканным лицом.
Слезы ливня вновь сойдут за слезы,
за испуг от струй холодных дрожь.
Ни о чем никто тебя не спросит,
Потому что всем известно: дождь.
И ты снова будешь слушать сказки,
Представляя в них свои мечты.
Будешь отдавать частичку ласки –
Только то, на что способна ты.
* * *
Я сижу у окна. И в шелесте
Желтых листьев я слышу вас.
В этом много печальной прелести
И она мне радует глаз.
Пусть я знаю – вы не напишите,
Не услышите, знаю – пусть.
Если тропки листвою вышиты,
Я имею право на грусть.
* * *
Нынче провожал тебя до дому
И, как оглушенный булавой,
В карих глаз твоих бездонный омут
Погрузился разом с головой.
И с тех пор во мне одна мечта лишь -
Лодку отомкнуть, поднять весло
И поплыть искать иные далиб
Всем твоим стараниям назло.
* * *
Вечер тих и тепел,
Как твои стихи.
Сигареты пепел
Падает с руки.
Падает и тает
Искрами над тьмой.
Небеса роняют
Звезды надо мной.
На балконе душно -
Низок старый дом -
Плачет о ненужном –
О себе самом,
Петлями дверными
Ставнями скрипя,
Повторяет имя
Словно ждет тебя.
Образ твой воздушный
В памяти хранит,
Но тебе не душно -
Ты ушла в зенит.
Ты коснулась края,
Где полями рожь.
Ты коснулась рая, -
Больше не придешь.
И в июльский вечер
Ты теперь в другом,
В месте нашей встречи
Став черновиком.
* * *
Между церковью и таверной
Есть большой невысокий дом.
Там он жил с женою неверной
И несчастья не видел в том.
Утром сонным молился в храме,
В полдень кофе в таверне пил,
А закатными вечерами
Беззаветно жену любил.
Только люди все знают лучше
Нас самих, никогда не лжа,
И они ему влили в уши,
Что меж них не одна душа,
Что в семье их сквозит прореха
И не света в ней луч, а темь,
Что не время теперь для смеха,
Коль жена его служит всем.
Люди, что-то пересудачив,
Вы разрушили окоем,
И сейчас в этом доме плачут
Только ветры. И дом ли в нем?
2
Он не верил в число несчастных,
Верил только в счастливых знак.
Он не знал разговоров праздных
И без них он был счастлив так.
Доверяя, он без оглядки,
Без придирок и криков без
Отдавал ей, на счастье падкой,
Только малое из чудес –
Чудо собственного покоя,
Покрывавшего, словно дым,
Обладая которым двое
Ощущали себя одним, -
В этом городе одиноком,
Ощетинившемся, как пасть, -
Чувство некой стены под боком,
Неспособной упасть – пропасть…
Верно люди страшней чем звери -
Между церковью и столом.
Люди молятся и не верят,
И в обход, а не напролом -
Неспособным разрушить башню -
Удается ее подмыть…
Люди воображеньем страшны,
И неведеньем, может быть.
Между церковью и таверной
Есть и дом, - не одна земля,
Но с другою женою - верной,
Он не начал там жить с нуля.
Дом, чья жизнь давно улетела,
Продолжает стоять таким -
Одиноким и опустелым,
Точно памятник им двоим.
* * *
Я снова еду, греясь чаем теплым,
Молчу, как будто в чем-то виноват,
Смотрю в окно, прильнув к холодным стеклам,
Соседям отвечая невпопад.
Мелькают перекладины калиток,
Заборов клинья, рвущиеся ввысь.
Я вижу мир, но он сквозь пальцы вытек.
Он растворился, как и эта жизнь.
Я стеклами окна от них отрезан,
Я прочь от взглядов мчаться обречен
И знать, что где-то там, за синим лесом
Стоит изба, далекая как сон.
Что где-то там вода подобна стеклам
Под утро в кадке, осень на дворе.
Что я здесь еду, греясь чаем теплым,
А ты, ты там осталась, в ноябре.
* * *
Мы с тобой живем от человечества вдали.
Мы с тобой оставленные в бухте корабли.
Корабли, забытые в войне большой-большой.
Короли, с усталой на двоих одной душой.
Мы стоим года, вдвоем канатами скрипя.
Ты подле меня стоишь, а я подле тебя.
Но напрасно все, жизнь не вернется в нас,
Никогда нам впредь не поменяют галс.
Чайки нам кричат, вода нам лижет борт,
Море нас зовет, а с ним – заходы в порт.
Только якоря нас держат близ земли
В бухте Ноября, от человечества вдали.
* * *
Мы упрочим наше «между прочим» -
Между домом отчим и не отчим,
Между очагом чужим и близким,
потолком высоким или низким.
Мы поместим наши разногласья
В маленькую ванную для счастья,
В небольшой диван уложим ссоры
И наверх взлетим как на рессорах.
И тогда обидных слов не будет.
Брань из кухни утром не разбудит,
И не станет ни луны, ни грошей.
Стану я хорошим, ты – хорошей.
* * *
Странное у нас с тобой сожитие,
Новый для науки симбиоз.
Право, никогда не смог-бы сшить я
Две таких материи внахлест.
Порознь наши чувства сложно взвесить –
Так ты дорога мне и родна.
Без тебя я как ущербный месяц,
Ты же – как ущербная луна.
Мы с тобою как душа и тело.
Тело – я, душа – скорее ты.
Как судьба-злодейка не хотела,
Все же я нашел твои следы,
Выследил, как птицу заневолил,
Радуюсь удаче ни за грошб
И с тех пор брожу вокруг без воли
И чирикаю одно и то-ж.
***
Когда я отпущу себе длинные уши
И приду к Вам ушастый-преушастый,
То Вы испугаетесь и отвернетесь,
И грустный уйду я к себе домой,
А там найду ножницы острые, как бритва,
И отрежу себе свои прекрасные уши,
Отрежу и вернусь к Вам совсем безухий
И скажу Вам: "Вот он я!"
Но Вы увидите и ужаснетесь
И спросите: "Где Ваши длинные уши?
Я только-только свыклась с ними мыслью,
А теперь их уже нет."
Тогда я снова уйду – печальный,
Но в этой печали будет и радость:
Что можно больше не отрезать и не штопать.
Достаточно просто уйти и прийти.
* * *
третья линия
МИХАИЛ РАКОВ
Художники
Карта сайта
|